— Берта, ты выглядишь замечательно, — сказал я тогда. —Присядь.

Она захлопнула дверь и, опустившись на стул, глубоко итяжело вздохнула. Потом скинула туфли и стала массировать ступни. Несколькосекунд в каюте стояла тишина, прерываемая лишь тихим поскрипываниемпокачивающегося судна.

— Ты слышишь? — испуганно спросила Берта.

— Так бывает на всех кораблях, — успокоил я ее. — Этонормально.

— Для кораблей, может, и нормально, — сказала Берта, — а длялюдей — нет. Ты слышал, как скрипит наш клиент? Ей-богу, он меня доведет.

— Нет, не слышал.

— У него скрипят суставы в коленях.

— Он же, наверно, не нарочно.

— Слушай, Дональд, ты на меня не злишься?

— За что?

— За то, что я тебя похитила.

— Надеюсь, — сказал я, — Элси Бранд сможет вернуться вгород. А то у меня остались ключи от машины.

— Не волнуйся, я обо всем подумала. Я вложила дубликат ключаот машины в конверт с распоряжениями. Раз ты молчишь, я тебе вот что скажу,Дональд: если уж я возьмусь за дело как следует, у меня все получается отлично.

Я кивнул.

— Вот почему я не могла встретиться с тобой в бюро —боялась, что чем-нибудь выдам свой план. Но уж и пришлось мне поработать! Нужнобыло поехать к тебе и собрать весь этот хлам. Должна сказать, Дональд, что утебя в доме жуткий кавардак. Никакой системы. Почему ты, например, держишьпарадные плиссированные сорочки вместе с цветными рубашками и обычными белымисорочками?

— Потому что в комоде мало места.

— Никогда ничего подобного не видела! А запонки твои я так ине нашла. Купишь себе какие-нибудь здесь, на корабле. Но все остальное барахлоя, кажется, взяла.

— А что на это скажет Бикнел? — спросил я.

— С Бикнелом все улажено, — ответила она. — Я уже сказалаему, что ты мне необходим. Мы договорились, что в контакт с Мириам Вудфорд будувступать только я, и вообще там, в Гонолулу, за все отвечать буду я, а твояработа — на корабле, с Нормой Радклиф. Ты мой ассистент.

— Зачем же тогда весь этот спектакль с похищением? — спросиля. — Почему нельзя было просто сказать, что мы едем вместе?

— Затем, что я тебя знаю, черта с два бы ты поехал! —заявила Берта. — Наверняка сказал бы, что это дело мое, что Бикнел не хочет,чтобы ты в него вмешивался, и что ты вообще не собираешься туда ехать ивыполнять мои указания.

— Я и до сих пор так думаю.

— Ну и пожалуйста, — злорадно объявила Берта, — можешьпрыгать за борт к чертовой матери и плыть обратно.

Я выглянул в окно и прикинул расстояние.

— Не дури, — с опаской сказала Берта.

— Только знай, — предупредил я, — твоя выходка будет стоитьтебе хороших отношений с Бикнелом.

— А вот и нет, — ответила Берта. — Я ему сказала, что когдаты работаешь, то думаешь только о деле, и что я все время буду рядом ипрослежу, чтобы ты действительно думал только о деле. И имей в виду, если тыпосмотришь на эту девушку хотя бы второй раз, я тебе лично откручу башку!

Я усмехнулся:

— А если она сама начнет за мной бегать?

Берта недоверчиво фыркнула.

— А вдруг?

— Этого не случится, — заверила меня Берта. — Но тебе вообщенечего крутиться вокруг нее. Поддерживать с ней контакты буду я. И прошупомнить, что я рекомендовала тебя как человека, не обращающего внимание наженщин, если это не входит в твои обязанности. Я сказала Бикнелу, что на работеты настолько захвачен делом, что не взглянешь на девушку, даже если она выйдетна прогулочную палубу нагишом.

— Ничего себе рекомендация для сыщика!

— Ну, ты же понимаешь, что я имела в виду, Дональд.

— Нет. Но будем надеяться, что Бикнел понял. Берта пошарилау себя в кармане и вытащила зеленый бумажный прямоугольник.

— Вот твой билет. — Потом она швырнула на стол желтуюбумажку. — А это твой талон на место в столовой, и если ты думаешь, что мнелегко было посадить тебя за один стол с Нормой Радклиф, то ты болван. Пришлосьподмазать двух стюардов. Учти! Трачу большие деньги и…

— Надеюсь, ты включила их в смету текущих расходов?

— Конечно включила, за это ты можешь быть совершенноспокоен. Ты когда-нибудь видел, чтобы я тратила деньги на дело и не включала ихв смету расходов?

— Что же ты тогда ворчишь? Бикнел все оплатит.

— Да я так, просто затраты неимоверные, — задумчиво сказалаБерта. — Знаешь, Дональд, наш Бикнел тот еще типчик. Влюблен по уши в МируВудфорд и думает, что никто этого не замечает. Простодушный, как двухмесячныйщенок. Абсолютно щенячья нежность. Но не заблуждайся: во всем остальном онстарый, ушлый пес, правда, с ревматизмом.

— Не так уж он и стар, — заметил я. — Просто замученартритом и поэтому плохо выглядит.

— Стар, стар, — возразила она. — Никуда не годен. Впрочем, —вдруг добавила Берта, — ему действительно, наверно, ненамного больше, чем мне.Но он так шаркает ногами, так боится толпы! Сидит в своей каюте и навернякабудет сидеть там, пока все не успокоятся. Страшно боится, что кто-нибудь в неговрежется.

— Если бы у тебя был такой артрит, ты бы тоже боялась, чтона тебя кто-нибудь налетит.

— Да, вот уж чего я не боюсь. — Берта расправила плечи. —Пусть налетает, кто хочет, да покрепче — отлетит за милую душу к самому борту.

— Ладно, — сказал я, — это твоя игра. Лучше скажи, когдакормить будут?

— У тебя вторая смена, — ответила Берта. — Пойдешь встоловую «Вайкики» в семь тридцать. Господи, неужели мне пять дней придетсяпитаться на этом корабле?!

— А что? — не понял я. — Говорят, на линиях «Матсона»отлично кормят.

Она посмотрела на меня с нескрываемой злобой.

— В чем же дело? — переспросил я.

— Ты прекрасно знаешь, что я непременно съем всю этугадость.

— Ну и на здоровье.

— И потолстею.

— Тогда не ешь.

— Ты с ума сошел? — вскипела Берта. — Там в меню стольковсего понаписано. Я за все это заплатила. И теперь не допущу, чтобы какое-топаршивое пароходство меня обдурило и само съело то, за что я заплатила. Сидеть,как дура, со своим аппетитом, который в океане еще больше разыгрывается, изнать, что на тебе наживается пароходство, — нет, это слишком! Я буду жрать каклошадь!